Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]

Жена Печеркина, столь самоотверженно погасившая приступ ярости мужа в Шадринске, об уговоре Клавдии и Геннадия ничего не знала. Она лишь догадывалась, что между окружавшими ее людьми назревал какой-то непонятный скандал, но и в мыслях не могла допустить, что все это кончится убийством человека.

…В тот последний вечер в Соколовке Геннадий Печеркин не поскупился на выпивку и, пожалуй, впервые в жизни был настойчив в угощении жены. Поэтому она раньше всех и прилегла на постель, не задремав, как она утверждала, а уснув крепким сном.

Посидев за столом некоторое время, стали укладываться и все остальные: вставать предстояло рано, до Красного пешком больше часа ходьбы, поэтому будильник поставили на пять часов утра.

Ни Печеркин, ни Коляскина не хотели рисковать. К поезду на Красное каждый день спешило много людей. На единственной дороге из Соколовки они наверняка столкнулись бы с кем-то из них. Поэтому, услышав храп заснувшего Мельника, Клавдия Коляскина неслышно поднялась с постели, подошла по мягкому половику к комоду, на котором мирно потикивал будильник, и перевела часовую стрелку на два часа вперед…

Встали по звонку. Сборы в дорогу заняли всего несколько минут. Татьяна Печеркина мирно спала на своей кровати.

…Ранних путников встретила густая темнота. Только с визгом била по ногам поземка.

Ветер мешал разговаривать, и поэтому шли молча.

Мельник с чемоданчиком шагал рядом с Клавдией, Геннадий Печеркин держался позади.

На пустыре метель гуляла свободнее. Клавдия то и дело поворачивалась к ветру спиной. Мельник, уткнувшийся в воротник своего пальто, не мог видеть, как его недавняя подружка делала нетерпеливые знаки Печеркину. Но тот молча шагал, не обращая на нее внимания.

А Клавдия начинала мерзнуть и всячески показывала это Печеркину, негодуя на него за непонятную задержку. Она снова повернулась к ветру спиной, готова была выругаться от досады, но на этот раз Печеркин сам махнул на нее рукой, показывая, чтобы она шла дальше. Клавдия вздохом погасила досаду и тотчас же почувствовала, как молча повалился на нее Мельник, мешком рухнул на дорогу. Над ним с опущенным металлическим штырем тяжело дышал Печеркин.

— Все! — выдохнул он наконец. — С одного разу.

— Куда его? — быстро спросила Клавдия, высвобождая из руки Мельника чемоданчик.

— Рядом выработка старая есть, — сказал, озираясь на темноту, Печеркин. — Помоги…

— Куда я в сапожках-то?! — зашипела Коляскина. — Хватит у тебя силы за обоих. Я лучше на дороге покараулю. Вдруг кто пойдет…

— Сейчас и волки спят. Только мы с тобой…

— Ладно, ладно, ладно!.. Разговорился. Оттаскивай куда-нибудь подальше. Ты — в валенках…

Печеркин расстегнул полушубок, снял поясной ремень, затянул его вокруг кисти руки Мельника и молча потянул труп по снегу. Скоро он растаял в снежной темноте. Появился неожиданно:

— Теперь давай поскорее шагать.

— Куда девал-то? — забегая вперед, спрашивала Клавдия.

— Не найти. Надежно пристроил.

— След-то остался!

— К утру заметет, — успокоил он. — Да и не больно кто по сторонам тут глядит в такую погоду.

— А весной найдут, тогда что?

— Весной я с бульдозером как-нибудь заеду да столкну на него кубометра два и — хватит ему.

Остаток дороги почти бежали. Отдышавшись в сенках, порадовались, что никого не встретили. Стараясь не разбудить Татьяну, выложили из чемодана деньги. Клавдия села за стол считать, а Печеркин, забрав чемоданчик, ушел к печке. Подбросив на красные угли пару поленьев, он сунул в огонь документы Мельника, какие-то тряпки, наконец, затолкал и сам чемоданчик…

— А зря мы вовсе мужика-то решили, — услышал шепот Клавдии. — Я думала, у него тысяч тридцать, а тут всего шестнадцать…

— Заткнись! — процедил Печеркин. Клавдия сунула деньги за пазуху. Звякнула недопитой бутылкой по стакану.

Проснулась Татьяна, спохватилась сонно:

— А где Афанасий?

— Уехал, — ответила Клавдия.

— А ты?

— Раздумала. На улице холодина поднялась, а у меня пальто старое, стежь скаталась, вовсе не греет. Думаю, с чего это я буду зубами чакать из-за чужой нужды. — Схохотнула: — Вот допьем с Геннадием вино, да и в Шадринск поеду.

Печеркина и Коляскину приговорили к расстрелу. Позднее Коляскиной меру наказания изменили, заменив тюрьмой, Печеркину в помиловании отказали.

После расстрела Печеркина его жена пришла к Суетину. Показалась спокойной.

— Посоветоваться зашла, — объяснила она.

Убийство Мельника было связано с деньгами. По этому на имущество Печеркина наложили арест: родственники убитого могли подать иск на возмещение ущерба. Однако они от этого отказались. Татьяна Печеркина сказала Дмитрию Николаевичу, что решила из Соколовки уехать. Про себя ее решение он одобрил: в другом месте ей будет лучше, не говоря уж о детях, над которыми здесь вечно бы висела опасность оскорбления. Так вот, Татьяна перед отъездом хотела продать кое-что из вещей.

— А как? — спрашивала она. — Арестовано имущество-то.

Дмитрий Николаевич ответил не сразу. Нарушать порядок он не имел права: арест с имущества мог снять суд. На это требуется время. Но ему почему-то очень хотелось помочь этой женщине, детям ее. И он сказал:

— Поступай как знаешь.

А про себя подумал: «А если с меня спросят? Что будет? Выговор? Ну и что? Он ведь как короста: подсохнет да отпадет. А если только о параграфах думать, можно и опоздать к людям с добром-то…»

Изнывая от жары, дежурный по Ленинскому райотделу милиции рассеянно слушал телефонную трубку.

— Ну и что? — лениво спросил он наконец. — Ну и что?.. Потерпите немного, и придет. — Потом поморщился, видимо пережидая возражения, и поднажал на голос: — Послушайте, уважаемые! Вам зарплату скорее надо, я понимаю. А милиция-то при чем? Ну, задержалась… Обедает, может… Вы-то небось уже сытые… Ладно, звоните.

Водворив трубку на место, объяснил помощнику:

— Из кулинарного училища. Два часа, говорят, а кассирша из банка все еще не пришла.

Что делать, спрашивают.

Помощник только хмыкнул в ответ.

Через час позвонили снова. Кассир не появилась.

— Дисциплину надо укреплять, товарищи! — недовольно закончил на этот раз дежурный.

— Вот так.

Однако вскоре принесли официальное заявление, подписанное директором торговокулинарного училища. Из него можно было понять, что утром кассир ушла в банк получить 9737 рублей для выдачи стипендии учащимся и зарплаты работникам. В училище ждали ее звонка, чтобы встретить. Но она не позвонила. Не явилась и ко времени открытия кассы. Дважды позвонив в милицию и натолкнувшись на полное безучастие дежурного, бухгалтер с директором запасными ключами открыли сейф и установили номер чека, с которым кассир ушла в банк. Через несколько минут узнали: деньги по интересующему чеку выданы банком в половине одиннадцатого утра.

— От банка до училища ходу не более десяти-пятнадцати минут, — дочитав заявление, вслух соображал дежурный. — Если бы она попала под машину, «скорая» известила бы. Грабеж?.. Мы бы уже знали. — И, взглянув на помощника, с некоторым удивлением заключил: — Смылась.

Следователь Климов приехал выяснить обстоятельства происшествия. Не дожидаясь его расспросов, директор училища-дама в годах — растерянно сообщила:

— Вы понимаете, наши старший бухгалтер и мастер производственного обучения только что вернулись с квартиры кассира по улице Сакко и Ванцетти. Но… им сказали, что Рязанцева — это ее фамилия — там… вообще не живет.

— Послушайте! — Климов почувствовал, что сам обескуражен. Спросил первое, что пришло на ум: — Как ее имя и отчество?

— Валентина Андреевна.

— Личное дело где?

— У меня, — торопливо ответила директор и открыла сейф. Нескоро отыскав нужную папку, передала ее следователю.

— Почему нет фотографии на листке учета кадров? — сразу спросил Климов.

— Как нет?

— Смотрите.

— Была… — упавшим голосом отозвалась директор,

— Видите же — нет. — Климов начинал сердиться. По клеевому пятну он понял, что фотография оторвана. — Где трудовая книжка?

— Где трудовая? — эхом откликнулась директор, обращаясь уже к старшему бухгалтеру.

— Там…

«Там» оказалось верхним отделением сейфа бухгалтерии. Трудовой книжки на месте не нашли. Узнав, что Рязанцева имела туда доступ, старший лейтенант Климов окончательно убедился в том, что имеет дело с умышленным, хорошо продуманным преступлением.

— Странные вещи творятся у вас, — не сдержался он, усаживаясь в директорском кабинете и обращаясь сразу к директору и старшему бухгалтеру. — Рассказывайте все сначала. Откуда и когда появилась у вас эта Рязанцева, кто она, молодая, старая, где работала раньше. Словом, все, что знаете. Да подробнее.